Блог кулинара

Oльгa Прoкoфьeвa с «сынoм» — счaстливый финaл.

— С этoй идeeй к нaм в тeaтр пришли врaчи НИИ здравоохранения. И их «Театротерапия» теперь продолжилась нашей «кинотерапией», — рассказывает заместитель Дмитрия Бертмана и куратор проекта Эдуард Мусаханянц. — Поначалу никто особо не надеялся, что дети с таким диагнозом будут вообще ходить в театр, тем более в оперу. Но мы начали встречаться с ними в театре, потом вместе ходить на спектакли, а после обсуждать их. Мы сами не ожидали, что именно опера станет для них предметом особого восхищения, а все они в оперу попали первый раз. Причем на обсуждениях некоторые из них как будто под увеличительным стеклом рассматривали спектакли до мелочей, как не делают этого музыкальные критики. На проект пришли 17 человек, остались 15, сразу ушли только две девочки.

Изначально театр планировал сделать какую-то совместную постановку, но потом общими усилиями написали сценарий и за пять дней сняли кино. В нем несколько сюжетных линий, несколько судеб москвичей, живущих в одном районе. Первый кадр — знакомая картина: кухня, усталая, измотанная мать у плиты, скучающая дочь, сын-подросток залип в планшете. И сколько мама его ни просит вынести мусор — ноль эмоций. Мать психует, в ответ получает агрессивную реакцию: «Достала!». Подросток выскакивает на улицу.

В это же время в другой квартире невесту готовят к свадьбе: белоснежная фата, суетятся подружки. Младшая сестра невесты, по виду тоже трудный подросток, отправляется с собачкой на улицу… А еще в одной квартире миловидная девушка сочиняет музыку и ждет эсэмэсок от незнакомца, папа которого вообще-то милиционер. Все сюжетные линии сойдутся в финале благодаря черному шпицу, который попадет в лапы хулиганья. Вот и вся история.

— Эдуард, подростки, которые лечатся в наркологическом диспансере, на экране производят впечатление прежде всего тем, что они не играют, а органично существуют в предлагаемых обстоятельствах. Как этого удалось добиться?

— Эти дети — отдельные планеты, у них собственный мир и у большинства очень тяжелые судьбы. Кто-то из приемных семей, от некоторых из них по нескольку раз отказывались приемные родители. Одна девочка последние два года буквально жила на улице, сидела на тяжелых наркотиках. Но сейчас она больше всех ходит в театр, волонтерит. Прежде чем ребята вышли на съемочную площадку, мы репетировали с ними в «Геликоне». Они честно приходили, некоторые на съемки приезжали из стационара. Очень старались и в день съемки просили отменить им лекарства, потому что на площадке это им мешало.

— За время, что вы работали, какие изменения можно было в них наблюдать?

— Когда они в первый раз пришли к нам, мы сразу почувствовали недоверие, на все наши вопросы отвечали односложно «да», «нет», будто чувствовали себя подопытными кроликами в рамках какого-то эксперимента. Потом, когда мы уже сблизились, стали обниматься при встречах и прощаниях, они стали достаточно откровенно рассказывать о себе, даже писать эсэмэски. Потом в ватсапе появилась у нас своя группа, где сейчас уже много народу. И в какой-то момент мы почувствовали, что они нас наконец-то приняли, доверяют нам. С этого момента началась и дружба, и работа.

Главврач Вероника Готлиб также снялась в фильме.

Скажем, мальчик, который первым пришел в театр, стал волонтерить. Мы купили ему костюм — оказалось, что первый в его жизни, — бабочку, туфли, рубашку. Он безумно хотел, чтобы его таким увидела мама, он три раза приглашал ее, ждал, просил пост около дверей, чтобы она первым его увидела, но она так и не появилась. Я видел, как он ждал — сердце сжималось, и это было страшно.

Ольга Прокофьева играет роль матери героя. Очень короткий эпизод, но прожит так, что перед глазами возникает вся биография этой женщины, ее судьба. Как выяснилось, очень востребованная актриса прилетела с гастролей, должна была улетать на другие, но нашла время, чтобы не только отсняться, но и дать ребятам мастер-класс на площадке. Это она придумала финальную сцену фильма, где «сын» в бабочке, а она ему ее поправляет.

Звонок Ольге Прокофьевой.

— Оля, почему ты согласилась участвовать в этой работе? Я знаю, что и бесплатно.

— У меня всегда так: нет разделения на работу платную или бесплатную. Если интересно, включаюсь, не обсуждая материальной стороны дела, и мне нравится такое мое существование в профессии. Потом я дружу с «Геликоном», мы соседи, и я рада, что они выбрали меня.

— Твои партнеры не только непрофессионалы, но и нездоровые люди. Как работалось?

— Для меня это не новая работа. Есть детский дом, куда я езжу, я знаю детей с душевными болячками. Наконец, я сама мама, у меня сын был подростком. Так что несложно. Тут главное — работать на равных, транслируя им, что они в работе такие же, как все. И важно не подстраиваться под них, а дать им почувствовать уровень профессии. Я страдаю только от одного — когда вижу, что у таких ребят нет близких, теплых родителей.

Кстати, многие ребята из благополучных семей. Как так случилось, что наркотики стали для них опорой, объяснить сложно. Тогда встает вопрос: что такое благополучная семья и с какой точки зрения ее рассматривать? С материальной — родительская крутая тачка, дом, статусная должность? А счастья нет, есть наркотики, которые ломают жизнь и детям, и родителям. Над фильмом безвозмездно работали практически все: театр, режиссер Маша Линдер, сценарист Екатерина Мышлянова (ученица Бертмана), штатный оператор театра Дима Попель. Ребята же своими руками делали реквизит — все честно старались в силу своих возможностей.

— Эдуард, какие открытия лично ты для себя сделал?

— Открытие, которое на самом деле не открытие, но, работая с этими ребятами, ты понимаешь, насколько все в этой жизни хрупко. Я вспоминаю историю, которая была у нас зимой. Пришли ребята с особенностями развития, и среди них был восьмилетний мальчик — он не говорил, то есть поток сознания, набор букв и звуков, ни одного слова не понять. Три часа, что он был в театре, ни разу не оторвался от моей руки. И уже в гардеробе, когда его одевали, я видел, как он был переполнен чувствами от увиденного. И вот он одевается, рядом стоит воспитательница, он вдруг меня обнимает и четко произносит: «Ты мой брат». Воспитательница решила, что ей послышалось, попросила его еще раз сказать, и он три раза повторил. «Значит, это осмысленно», — сказала воспитательница.