Пoдъeм вeликaя кoмeтa 1812 гoдa
Тaкoй пoршeнь — или, кaк гoвoрили в тo врeмя, мoи литeрaтурныe, мoлoдoсти, «кирпич» — кaк «Вoйнa и мир», нe вписывaeтся в фильм, a тeм бoлee в тeaтрaльныe пoстaнoвки. Дoкaзaтeльств мнoжeствo, нaпoмню xoтя бы o двуx китчeвыx кинoэпoсax, сшa и сoвeтскoм. Нe бoится прoслыть кoщунникoм, скaзaть бoльшe тoгo: кaк читaeтся этoт гeниaльный рoмaн oбрeчeн в нaшe врeмя высoкoскoрoстныx элeктрoнныx кoммуникaций, к постепенной потере читателей.
Это причина, почему спервоначалу, пока не вижу, электропоп-оперу «Наташа, Пьер и огромная комета 1812 года», я мысленно приветствовал замысел авторов этого мюзикла изолировать от романа только пару историй, а все остальное убрать музыкальный, певческий, хореографический, мизансценический, сценографический фон. Хотя сразу после бронирования: нет сцены и зрительного зала в традиционном смысле, в этом перформансе нет, потому что, как и мы, зрители, находимся в самом центре быстрого эксплуатацию и участвует в действии, который вихрится вокруг и среди нас.
Я говорю не только о поездке в настоящее время представлении, но и о его предтечах, потому что дорога на Бродвей сочинения графа Толстого протянул все четыре года. Началась в 2012 году. в тенте на 87 мест, в Ars Nova, год спустя возникла в офф-бродвейском Казино, места, где было в три раза больше, и где я его первый раз видел, а в прошлом году переехал в American Repertory Theater (на 500 мест). И вот, наконец — бродвей Императорского Театра на 1200 зрителей. Если в исходной постановке было задействовано 16 актеров, и теперь их было в три раза больше. Так же, как и люстры с канделябрами, является важным элементом дизайна этого «дворянского» мюзиклы. И еще одно важное отличие: если первая постановка была осуществлена небольшая non-profit-компании, то в настоящее время бродвейское шоу вложено $14 миллионов долларов. Такого подъема «Великая комета 1812-го» к зияющим высотам закончится в будущем премиальном года: награду ему обеспечены как пить дать, судя по восторженным рецензиям в престижных американских журналах: «Интересно, афродизиак в виде мюзикла… Мое сердце уже прыгнул на горло» — это из «Нью-Йорк Таймс», флагмана американской печати, в неожиданный для этой уравновешенной доставка прессы патетическом, почти истерическом стиле.
Где находим и теряем
Но на этом количественное расширение аудитории и топографическом движется к центру появления ждали не только приобретения, но и потери. Например, отсутствует близость. Не тот, кто не предлагают, а непосредственный контакт со зрителем. Я помню, когда я сидел в Казино за столом со стаканчиками с борщом, закусками, чайником и графином с водкой, на мой диван приземлился актерка, отодвинула мою куртку и зеленую шапку с лосем я нахлобучил на ее прелестную голову — так, что она и допела свою арию, на мой бейсбол. А то напялила на меня и вложил мне в руку любовную записку с печатью, а в ней нарисованы сердце и пишет — когда я распечатал: «You are hawt». Сленг? Что бы это значило? Спросить некого, актриса упорхнула играть свою роль.
Увы, на этот раз в столь тесном контакте со мной контакт, ни одна актриса не вступала. Может, кто-то из тысячи двухсот зрителей счастливее? Я не знаю, и не хочу лгать: я не знаю, как.
Однако, из выводов home — Джош Гробан. Для меня до сих пор загадка, как и авторам и продюсерам удалось получить на роль Пьера суперзвезда мирового значения, один из самых востребованных американских художников, певец, музыкант, актер, платины бестселлериста по количеству продаваемых сольных альбома — 25 миллионов копий! Его гибкий, вибрирующий, обволакивающий, очаровывающий голос трудно определить — что-то между низким тенором и высоким баритоном. Как бы велики ни были достоинства «Большой » комета», на нее полный прежде всего благодаря Джошу Гробану, который играет и поет Пьер. При этом Пьер себя контролировать на аккордеоне и на самом деле ведет работы этого ошеломительного шоу.
Искушение афроамериканки Наташи Ростовой
Однако негоже, мне кажется, поддавшись зрительскому ажиотажу, сосредоточиться на прекрасном артисте на счет автора драмы: композитору и либреттисту Честер Маллою и режиссеру Рэйчел Чавкин (у нее был русский, предки). Это ее и сценографу Мими Лайен принадлежит заслуга в возрождении российской атмосферы на сцене, в проходах и на пандусах, где происходит действие этого летучего, как Голландец, зрелище.
Зрителей, особенно русский, ждет цветов сюрприз: в роли Наташи афроамериканка Дни Бентон. В начале чувствовать что-то вроде шока, но быстро привыкаешь и втягиваешься благодаря певческому подарок и драматургическому таланту актрисы. Ведет партию от безгрешной невинности (через соблазн) до раскаяния и покаяния, так тонко и проникновенно, что другой Наташи я уже не был, по выходе из театра в ночной Манхэттен.
Из большого романа действительно выделить две сюжетные линии, две измены — измена Наташи жениху, князю Андрею, с плейбоем Анатолем и измена Пьеру Безухову его жена Элейн — с кем ни попадя! Не трактовка, это не концепция, а чтение-чтение-перечтение чудесного романа в романе, обрамленного многособытийной канвой «Войны и мира». Даже Андрей Болконский, для многих главный герой книги, превратился в маргинала, задвинут на второй план. Безмолвствует, немотствует почти всех действий, высвечиваемый периодически софитами исключительно в иллюстративных целях, читает ли он на лицевой стороне письма Наташи или появляется весь израненный и окровавленный, как символ жестокой бессмыслицы войны: tacet, sed loquitur — молчит, но говорит.
Кабак или центон?
Авторы определяют жанр как «казино» в самом центре Манхэттена, и я бы осмелился употребить в «таверну»: кабацкий дух всегда прямо парит над лирической драмы Наташи Ростовой, то ли цыганский перепляс или Бородин с Рахманиновым, «черные Глаза», «Катюша» или «Поле-полюшко». До российского джаз или рок, а в самом конце — Высоцкого. Всеядная музыкальная цитатность — непременный атрибут современного искусства. Применим к этому шоу литературоведческий термин: мюзикл-центон.
Или супер, полный сладкого греха и непреодолимое искушение оргийная сцена: красивая черная девочка из благопристойного очага входит в мир разврата и греха, во главе которого стоят брат и сестра. Playboy Анатоль и плейгерл Элейн (художники, входившие мюзиклы Лукас Стил со своим неожиданным вокальным потенциалом и Эмбер Грей с чарующим гротескным кривлянием) с явным намеком на инцест между ними. А является ли для жизни в мире зла не соблазнительней время от времени мира, хорошо? Эволюция способов именно на романном уровне, хотя это поп-опера, мюзикл, кабаре, казино, кабак: тронут до слез!
Владимир СОЛОВЬЕВ, Нью-Йорк.